Память о Барклае де Толли - стихотворение Пушкина Полководец

В стихотворении Полководец Александр Сергеевич Пушкин требует воздать историческую справедливость Баркаю де Толли, яркому герою России, незаслуженно порицаемому современниками и недостаточно хорошо знакомому потомкам. На фоне ставших легендарными Кутузова и Багратиона, Барклай не стал в народе такой же знаковой величиной, признанным народным героем, несмотря на то, что его личный вклад в победу над врагом был не меньше, а, возможно, даже и больше, чем у других вождей русской армии, героев войны 1812 г. 

Александр Сергеевич в стихотворении обращает внимание не только на заслуги Барклая, но и на его трагическую судьбу, связанную с непониманием и непопулярностью в народе и армии.  Стихотворение, ставшее знаменитым, послужило еще и великолепным ярким описанием знаменитой портретной галереи в Государственном Эрмитаже, в Петербурге, посвященной героям Отечественной войны 1812 года.

Александр Пушкин - Полководец

 У русского царя в чертогах есть палата:
 Она не золотом, не бархатом богата;
 Не в ней алмаз венца хранится за стеклом;
 Но сверху донизу, во всю длину, кругом,
 Своею кистию свободной и широкой
 Ее разрисовал художник быстроокой.
 Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадон,
 Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен,
 Ни плясок, ни охот,- а всё плащи, да шпаги,
 Да лица, полные воинственной отваги.
 Толпою тесною художник поместил
 Сюда начальников народных наших сил,
 Покрытых славою чудесного похода
 И вечной памятью двенадцатого года.
 Нередко медленно меж ими я брожу
 И на знакомые их образы гляжу,
 И, мнится, слышу их воинственные клики.
 Из них уж многих нет; другие, коих лики
 Еще так молоды на ярком полотне,
 Уже состарелись и никнут в тишине
 Главою лавровой...
 Но в сей толпе суровой
 Один меня влечет всех больше. С думой новой
 Всегда остановлюсь пред ним - и не свожу
 С него моих очей. Чем долее гляжу,
 Тем более томим я грустию тяжелой.

 Он писан во весь рост. Чело, как череп голый,
 Высоко лоснится, и, мнится, залегла
 Там грусть великая. Кругом - густая мгла;
 За ним - военный стан. Спокойный и угрюмый,
 Он, кажется, глядит с презрительною думой.
 Свою ли точно мысль художник обнажил,
 Когда он таковым его изобразил,
 Или невольное то было вдохновенье,-
 Но Доу дал ему такое выраженье.

 О вождь несчастливый!... Суров был жребий твой:
 Всё в жертву ты принес земле тебе чужой.
 Непроницаемый для взгляда черни дикой,
 В молчаньи шел один ты с мыслию великой,
 И в имени твоем звук чуждый не взлюбя,
 Своими криками преследуя тебя,
 Народ, таинственно спасаемый тобою,
 Ругался над твоей священной сединою.
 И тот, чей острый ум тебя и постигал,
 В угоду им тебя лукаво порицал...
 И долго, укреплен могущим убежденьем,
 Ты был неколебим пред общим заблужденьем;
 И на полупути был должен наконец
 Безмолвно уступить и лавровый венец,
 И власть, и замысел, обдуманный глубоко,-
 И в полковых рядах сокрыться одиноко.
 Там, устарелый вождь! как ратник молодой,
 Свинца веселый свист заслышавший впервой,
 Бросался ты в огонь, ища желанной смерти,-
 Вотще! -

 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 О люди! Жалкий род, достойный слез и смеха!
 Жрецы минутного, поклонники успеха!
 Как часто мимо вас проходит человек,
 Над кем ругается слепой и буйный век,
 Но чей высокий лик в грядущем поколенье
 Поэта приведет в восторг и в умиленье!
 1835

Наша подробная статья о Барлкае де Толли: жизнь, трагедия и слава. Текст о лучшем российском полководце времен наполеоновских войн. И о памятниках ему в Москве и других городах.